Несколько эпизодов из жизни людей и демонов - Оксана Станишевская

А вот сейчас моя воля гонит его, как всадник гонит хорошо вышколенную лошадь, и мозг при этом служит и вожжами, и седлом, и стременами. И хоть всадник считает само собой разумеющимся, что он правит лошадью, а в какие-то моменты, забывшись, может даже воспринимать лошадь как продолжение самого себя… А лошадь, получив соответствующее воспитание, полностью переподчиняет свою волю всаднику… Но – лошадь есть лошадь, отдельное автономное животное, со своими собственными устремлениями и поведенческими особенностями.

Из тёмных лабиринтов полусонных улочек я выскочила в несколько иное место. Здесь пришлось затормозить, чтобы оглядеться, а заодно отдышаться. Организм, не привыкший к длительным физическим нагрузкам, явно испытывал перебои с кислородом. Во рту пересохло, грудная клетка ходила ходуном.

Там, где я оказалась, было больше света: фонари и освещённые окна попадались гораздо чаще. То и дело мимо проходили люди, мужчины и женщины, в основном молодые или среднего возраста. Звучали отрывки разговоров, смех. Это место явно предназначалось для поздних увеселений.

Я попыталась сориентироваться в обстановке. На миг отрешившись от физических органов чувств, я окинула окружающее пространство своим собственным, если так можно выразиться, взором. Фигурки людей расцветились тлеющими в них угольями страстей и страстишек. Кто-то еле теплился, предаваясь занятиям, кои принято считать в его кругу развлечением, с холодностью бездушного механизма. Иной же полыхал весьма изрядно, искренне увлечённый каким-либо процессом, связанным с получением удовольствия. От этих очагов горения приятные струйки тепла потянулись к моей озябшей коже.

– Эй, красавица! Не меня ждёшь?

Я вздрогнула, поскольку, наблюдая, совершенно позабыла, что сама тоже могу стать объектом наблюдения, ибо видна окружающим. Здоровенный усатый детина благодушно ухмылялся, ощупывая взглядом мою фигуру. Его вид вызвал у меня противоречивые чувства. Грубые черты лица, маленькие глазки, покрасневшая обветренная кожа… Но: широкие плечи, крепкий торс, сильные руки. С минуту я поколебалась, взвешивая pro и contra. Солдат в увольнении? Моряк, вернувшийся из рейса? Не знаю, но всё равно что-то не то… Не мой типаж.

– Не тебя, красавец. Не тебя.

Ослепительно улыбнувшись на прощание, я пересекла улицу и нырнула в дверь, из-за которой тянулись особенно притягательные флюиды порока.

…Нет, это был не бордель. Похоть проявляет себя иначе. Господствовавшая здесь греховная страсть настолько же отличалась в моём восприятии от грубой похоти, насколько тонкий аромат изысканных духов отличается от сладкой вони дешёвого парфюма. И имя этой страсти: азарт.

…Испокон веков, с самых начал существования Воздушного Департамента, меж его отделами шёл неутихающий спор: к какой страсти отнести увлечение азартными играми? Вопрос имел сугубо практическое значение: каковая страсть окажется основополагающей, тот отдел и будет заниматься. Но игровой азарт не желал вписываться в жёсткие рамки. Он вмещал в себя и нотки наркотического пристрастия, и привкус любовного вожделения, и вечно натянутый нерв гордыни, и гнев, и алчность, и зависть… Само собой, для уныния тоже оставалось немало места – в случае проигрыша. В общем, радуга какая-то, а не порок. В итоге игроков пинали из отдела в отдел. Периодически выходили директивы, предписывающие заниматься ими вплотную то одному подразделению, то другому. Одно время их всех прикрепили к нашему Обжорству и Пьянству, на том основании, что все наркоманы давно уже идут к нам, а тяга к азартным играм аналогична тяге к наркотикам. Потом резко передали их Отделу похоти, от чего похотники возроптали и сочинили руководству коллективную петицию о том, что большинство игроков вообще равнодушны к сексу, потому что у них всё либидо сублимируется. Пока руководство петицию рассматривало, возник неприятный прецедент: один из клиентов-игроков предложил курирующему его сотруднику кинуть кости, разделал его подчистую и выиграл себе полное освобождение от взымаемых нашим Департаментом пошлин. После чего беспрепятственно удалился вместе со своими торжествующими Проводниками.

Сотрудника, естественно, уволили, хотя причину увольнения афишировать не стали. А на очередном собрании официально заявили, что заниматься игроками обязаны все отделы в равной мере, выявляя соответствующие специфике каждого отдела составляющие игрового влечения.

Все – значит, никто конкретно. В итоге, каждый вновь попадающий в наше ведомство игрок либо застревал в лапах какого-нибудь одного фанатичного трудоголика из дежурной смены; либо последовательно получал от всех отделов подряд, если смена подбиралась работящая; либо… Просачивался через каждый этап, нигде особо не задерживаясь, когда и без него хватало забот – например, в периоды крупных войн или стихийных бедствий.

Таким образом, Фортуна, сопутствовавшая им при жизни, умудрялась внести свою лепту и в их посмертное странствие.

Неудивительно, что в ходе всех перипетий и мне довелось поближе познакомиться с этой разновидностью человеческого греха. В отличие от чревоугодия, он не вызвал у меня отвращения. Скорее, наоборот: пробудил любопытство.

Трактир, в котором я оказалась, был заполнен посетителями приблизительно на треть. Я медленно прошла меж пьяными… и пока ещё относительно трезвыми… меж столами и скамьями, изучая собравшуюся публику. Ни шумливые студенты, беспечно пропивающие последние гроши, ни степенные труженики, вышедшие поразвлечься после дневных забот, не вызвали во мне желания к ним присоединиться. Гораздо более интересной представлялась третья разновидность посетителей трактира. Их всех отличало какое-то особое выражение лиц. Особые позы и жесты. Иные, чем у прочих, интонации. Они явно тоже не были чужды физического труда. Но труд этот… как бы выразиться поделикатнее?… имел отнюдь не созидательный характер.

Конечно, квасить чужие носы или крушить рёбра – тоже труд, причём немалый. А аккуратно направить ножик в промежуток между рёбер, к мягкому беззащитному сердечку? А нежно почистить карманы, не обеспокоив клиента ни единым прикосновением? Мастерство. Искусство!

И вот как раз среди мастеров этого особого, нелигитимного цеха происходило нечто, привлекшее моё пристальное внимание.

…Компания криминального вида играла в кости. И они не просто валяли дурака, убивая время. Все выглядели сосредоточенными, даже немного торжественными, будто выполняли важное правительственное задание. Мне тоже захотелось принять участие в игре. В настоящей большой игре с серьёзными ставками и непредсказуемым финалом. Неодолимое желание подтолкнуло меня к их столу прежде, чем я успела обдумать, а зачем мне вообще это нужно.

– Кхм… Добрый вечер, господа. Позвольте присоединиться?

Тот, что сидел ближе всех ко мне, поднял голову и прошёлся оценивающим взглядом. Серьёзный мужчина: лет под пятьдесят, квадратная челюсть, перебитый нос. Глубоко посаженные глаза смотрят умно, проницательно. Шевелюра – короткая, жёсткая, как щетина – имеет сивый цвет, из-за того, что чёрные волосы перемешались с седыми.

Видимо, я прошла фейс-контроль. Дядя слегка подвинулся.

– Садись, детка. Только не мешай. Если нечего сказать, лучше вообще молчи.

Так я и сидела с ними: молча. Слова не требовались. Физическое тело существенно притупило мою чувствительность, но даже сквозь толстый слой грубой материи я ощущала восхитительный пьянящий аромат накаляющихся эмоций.

Внимание всех собравшихся было сосредоточено на трёх маленьких светло-жёлтых кубиках с чёрными кружочками на гранях. Игральные кости. Вырезаны из какого-то камня – кажется, оникса. Очень правильный выбор материала. Все минералы… они не совсем бездушны. У них совершенно иные взаимоотношения с миром, чем у нас. Но, если очень постараться, с ними можно договориться.

Ставки всё ещё оставались небольшими. Похоже, компания занималась игрой не с целью обогащения, а просто из любви к искусству.

Их было четверо. Мой сосед по скамье оказался самым старшим – и по возрасту, и по положению. Напротив расположились двое: долговязый прыщавый юноша и толстый обрюзгший мужичок средних лет. У торца стола, слева, сидел смуглый черноусый франт, пожиратель женских сердец. Когда он отвесил мне дежурную улыбку, у меня сложилось впечатление, что флирт с дамами для него больше похож на каждодневную рутинную работу, а сейчас он – на отдыхе.

– Можно, я тоже сделаю ставку? – звонко выпалила я.

– А мамка с папкой не заругаются? – скептически усмехнулся старший.

– Нету у меня мамки с папкой, – сообщила я. (Абсолютно честно. Ибо какие у демона могут быть мамка с папкой?).

– А-а, сирота, – понимающе кивнул квадратный дядя. – Ну, валяй, дерзай, дщерь.